Заказ билетов
+7 (347)272-66-43
+7 (917) 730-51-46

Заметки после концерта симфонической музыки башкирских композиторов в исполнении Национального Симфонического Оркестра под управлением Рустэма Сулейманова

Музыка своего времени представляет самый точный документ, абсолютный импринт, запечатлевший эпоху во всех ее невербальных аспектах. Zeitgeist передают звуки, жесты, цвета, линии — те же, что радовали нас десятилетия назад. Роберт Газизов, выдающийся песенник, оставил нам ряд симфонических партитур, которые не утратили своей свежести и сегодня. Халик Заимов—первый крупный симфонист в Уфе—проявил себя как масштабный художник, способный выдержать уровень требований к классической многочастной симфонии. Музыка Светланы Шагиахметовой завоевывает слух изысканностью голосоведения и полифонической разработкой окрестровых пластов. Рауф Муртазин и Хусаин Ахметов, в интерпретации Национального Симфонического Оркестра, проявили себя как яркие мастера крупной формы. Многие башкирские композиторы учились в Московской Консерватории. В их увертюрах и симфониях воплощены все задачи, которые перед ними ставили их великие педагоги. Симфоническая форма—пожалуй, самая сложная форма музыкальной мысли из всех существующих—не дается каждому, пожелавшему стать композитором. Во всех прозвучавших произведениях было продемонстрировано владение тематизмом, гармонией и формой. Так же как и в литературном произведении, в музыкальном есть свои требования к слогу, слаженности и логичности высказываний, из которых слагается риторическая диспозиция целого. И Шостакович, и Леман, учили студентов выдерживать длинные мелодические линии и следовать законам пластики фразы. Этим важнейшим навыком обладали все башкирские композиторы, представленные в программе концерта. Так писать антифонную, полиголосную ткань, могли не все представители других национальных культур. Вспоминается, из консерваторского общения с коллегами, симфония одного суданского композитора, в партитуре которой, на 80-линейном листе, была выписана лишь партия виолончелей, сопровождаемая назойливой линией ударных. В контрасте с таким плачевным опытом, симфонические произведения башкирских композиторов всегда эспонируют несколько линий, что, кажется, является главным требованием для оркестровой ткани. Оркестр всегда полностью занят и всегда представляет агон нескольких групп. Жанр симфонии, в том виде, в котором он сложился в XVIII веке, сопротивляется введению национального материала. Ведь форма крупного плана строится на гармонии мажора и минора, с системой тяготений, образуемых вводнотоновостью, которой нет в народной мелодии. Она совершенно необходима для создания протяженных арочных связей и выведения конечной тоники как цели гармонического развития. В этом отношении, башкирский симфонизм поражает простотой и элегантностью решений. Врожденное противоречие идее симфонии—опора народной музыки на пентатонику в монодийной фактуре—разрешено у Газизова, Шагиахметовой, Заимова, Ахметова очень интересно. Гармоническая фактура сохраняет классико-романтическую систему. В частности, в средних голосах часто появляется вводный тон—le note sensible—без которого гармоническое тяготение не образуется. А в мелодии при этом звучит пентатонический фрагмент минора, но, при этом, между натуральной седьмой ступенью в мелодии и вводным тоном в гармонии не образуется резкого переченья. Скрыть этот диссонанс трудно, но у наших композиторов это получается превосходно. Сама народная мелодика введена очень осторожно, что в результате дает сплав интонаций, характерных для крупной формы западно-европейской тональной музыки и разнобразием и аутентичностью народного творчества. В Симфониетте Халика Заимова, в финале, построенном на традиционном для симфонии XIX века народном плясовом материале, мелодия широко-известной плясовой, описывающей грациозные движения коня в степи, разбита на несколько фрагментов. Каждый такой фрагмент получает свою роль в модулирующих разделах формы. А модуляции, кстати, весьма изощренные, и выполнены очень убедительно. Интересен гармонических ход в Праздничной увертюре Газизова, от тоники к субмедианте, субдоминанте, к супертонике, после чего кадансовое разрешение доминанты в тонику оказывается основательно подготовленным. Такой ход—арпеджиация баса—был известен мастерам музыки барокко, а в произведении Газизова он органично вписан в национальную мелодику. Впрочем, вышеприведенный анализ так бы и оставался упражнением в словесности, предназначенным для специалистов, если бы все эти замечательные аспекты не были преподнесены с такой силой, убедительностью, и профессинальным качеством, нашим оркестром и его неутомимым дирижером. Не секрет, что все эти произведения писались «в стол». Ни в 70е, ни в 80е, в Уфе не было своего симфонического оркестра и услышать их в живом исполнениы было очень трудно. Был оркестр оперы, но и его судьба часто зависела от приезжих дирижеров, а качество исполнения иногда не соответствовало профессиональным стандартам. Трудно себе представить, что плеяда композиторов создала целую традицию башкирской симфонии в условиях невозможности услышать написанное. Напрашиваются аналогии с глухотой Бетховена, который, кстати, начал активную композиторскую деятельность в 1795м, а потерял слух уже к 1803-му. Судьба дала Бетховену лишь 8 лет возможности слышать свою музыку. Наши композиторы работали в сходных условиях. Личность дирижера меняет все. Рустэм Сулейманов дирижирует так, что из любой музыки его оркестр делает полноценное, яркое, профессиональное искусство. Маэстро Сулейманов—дирижер нового типа для Башкирии. Его энергичный жест вписывается в пластику фразы так, что оркестр просто не имеет возможности нарушить законы фразировки. Замечательный баланс и тембр звучания, абсолютная метро-ритмическая дисциплина—все это подается слушателю в легкой и удобоваримой форме, хотя, можно предположить, является продуктом напряженной работы дирижера и над собой, и с коллективом блестящих исполнителей. Было время, в 1970е, когда в оркестре оперы валторны вызывали грустные мысли у слушателя, а строй струнных навевал мысли о различных неизученных типах темперации. Все это—в прошлом для Башкирии. У нас теперь есть очень прочная основа в музыкальной культуре—абсолютно профессиональный оркестр.

 

Ильдар Ханнанов, 

доктор философских наук, профессор Консерватории Пибоди (Балтимор, США)


Дата опубликования: 11.09.2014