На четвертый концерт IX Международного фестиваля симфонической и хоровой музыки я шла с большим интересом.

 

Привлекали имена с афиши, уже знакомые уфимцам по прошлым приездам. Санкт-Петербургский скрипач, народный артист России Михаил Гантварг и дирижер из Минска Александр Разумов, чье участие и придало фестивалю международный статус.

 

Программа вечера, правда, показалась чересчур насыщенной: Концерт Иоганнеса Брамса и 9-я симфония Густава Малера. Художественный руководитель и главный дирижер Национального симфонического оркестра РБ Рустэм Сулейманов — большой любитель интеллектуальной музыки. Составляя программу, маэстро в первую очередь заботится не об увеселении, а о просвещении публики, справедливо полагая, что именно фестиваль должен привнести в культурную жизнь новый смысл.

 

Если первое отделение со светлой музыкой Брамса зал проглотил на ура, второе многих погрузило в тяжелые размышления. Про последний симфонический опус Малера пишут, что это «прощание с жизнью, прощание с иллюзиями, отказ от борьбы — ибо дни сочтены и сил больше нет». Композитору диагностировали неизлечимую болезнь сердца, и обреченность сквозит в каждом такте.

 

По моему личному наблюдению (есть и единомышленники), музыка Малера обладает каким-то скрытым вампиризмом. За один час 20 минут звучания прощального опуса я устала так, как будто перепахала поле и сама готова была распрощаться со всеми надеждами. Если герою рассказа Чехова казалось во время игры на пианино, что камни катятся с горы, то мне казалось, что я блуждаю по воспаленному мозгу. Оркестр, который ещё и репетировал, вероятно, пребывал в ещё большем изнеможении. Отдельный респект дирижеру, выдержавшему и донесшему до зала масштабы грандиозного малеровского творения.

 

 

 

После симфонии у меня не осталось даже сил подойти пожать руку Александру Разумову, хотя изначально планировала. Больно было даже разговаривать, хотелось просто лечь и не двигаться.

 

Зато в антракте удалось пообщаться с Михаилом Гантваргом. Солирующий скрипач, ректор и профессор Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Римского-Корсакова, создатель и художественный руководитель камерного ансамбля «Солисты Санкт-Петербурга» — «и всё в одном флаконе», как пошутил Гантварг. Несмотря на атакующие толпы поклонниц с поздравлениями и фотокамерами, для «Общественной электронной газеты» маэстро нашел немного времени.

 

 

 

— Михаил Ханонович, вы в нашем городе не впервые…

 

— Действительно, я уже выступал здесь и еще меня как-то приглашали в жюри Открытого конкурса музыкантов-исполнителей имени Наримана Сабитова. Мы были с Александром Чайковским,  представляли санкт-петербургскую консерваторию, он тогда был ректором и меня попросил вместе с ним приехать. А потом я приезжал играть с вашим главным дирижером. Сейчас я в Уфе уже в третий раз.

 

— Нам очень приятно было вновь послушать представителя питерской скрипичной школы в нашем городе. Обычно музыканты считают поколениями: ученик ученика такого-то. К кому восходят ваши творческие корни?

 

— Мои корни восходят к Ауэру. Леопольд Ауэр учил всех наших великих скрипачей — Хейфеца, Полякина, Цимбалиста и других, я — ученик его ученика, а значит, я его внук.

 

— Ваш струнный ансамбль называют уникальным, в чем его уникальность?

 

— В том, что уже 25 лет прошло со дня основания, а задачи, которые мы поставили перед собой, — сохранение традиций санкт-петербургской школы ансамблевой игры и музицирования — остаются. И поскольку мы уже 25 лет существуем — значит, есть востребованность.

 

— Часто концертируете?

 

— Вот уже три года, как я ректор консерватории, естественно, приходится от чего-то отказываться, корректировать свои выступления. В основном, отказываюсь от своих личных выступлений. Это, конечно, не очень хорошо. Мои предшественники тоже так делали, например, композитор Александр Глазунов, став ректором, к огромному сожалению, перестал писать музыку.

 

— Зато знал всех студентов в лицо…

 

— Я тоже знаю всех студентов в лицо. Стараюсь, чтобы традиции, заложенные, в том числе, Глазуновым, и, конечно, основателем консерватории Антоном Рубинштейном 151 год назад, существовали, чтобы студенты хорошо учились, чувствовали себя комфортно. Чтобы профессорско-преподавательский состав с удовольствием приходил на работу, все было хорошо организованно, в классах было тепло, рояли были настроены...

 

— Времена, конечно, не выбирают, но, по-Вашему, — время сейчас какое?

 

— Время нелегкое. Но знаете, как мне говорят? «Никто Вам не обещал, Михаил Ханонович, что будет легко!»

 

— Кто Вам так говорит?

 

— Так мне говорят в министерстве культуры. 

 

— Кстати, в этом году объявлен Год культуры в России, и у нас в республике тоже. Как вы относитесь к именному году?

 

— В силу того, что я культурой занимаюсь всю свою жизнь, я человек искусства, для меня вся жизнь — это культура, один большой год. Когда назначают Год культуры, а он пройдет, хочется спросить: «А дальше что будет — год бескультурья?» В нашей стране замечательные традиции, у нас живёт много национальностей, и представители этих национальностей вносят свою лепту в общее состояние культуры — это уникально, и это должно быть сохранено, это самое важное. Конечно, экономика важна, и когда нечего пить или нечего есть — это плохо. Хотя вот в этом году 70 лет снятия блокады Ленинграда, и я участвовал в концерте, в котором звучали произведения композиторов-блокадников. Этот концерт был в Москве, в Санкт-Петербурге. Не устаешь поражаться силе духа этих людей, когда понимаешь, что они были голодные, холодные, под бомбежками и все равно они творили! Моей семьи это тоже коснулось — моя мамочка, еще будучи совсем молодой, всю блокаду провела в Ленинграде, болела цингой, и у меня был старший брат — он только родился, ему было полгода, и он не выжил, потому что его нечем было кормить. И мама тоже чуть не умерла…     

 

Я вырос среди людей, которые пережили блокаду. И когда меня спрашивают, как у меня хватает времени и на ректорство, и на игру, и на преподавание, я думаю, что, наверно, я от них подзарядился энергией, жизнелюбием. И нельзя бояться: «Ой, трудно, ой, много, ой, я устал».

 

— И Вы никогда не устаете?

 

— Ну, наверно, устаю, но делаю вид, что не устал.

 

— И, наверное, передаете это своим студентам? Сколько их у вас в классе?

 

— Много их у меня — 18. Они приезжают со всех концов России, потому что из-за границы я уже не беру, мне надо только своих учить, у меня просто нет времени. И из Уфы у нас учится девочка, Маша Потапова, она очень хорошо закончила консерваторию, и, надеемся, что она поступит в аспирантуру в этом году. Она закончила не у меня, у моей коллеги, я же еще заведую кафедрой скрипки и альта.

 

— Ваша скрипка имеет какую-то интересную историю?

 

— Моя скрипка имеет интересную историю, потому что она сделана в 1754 году итальянским мастером Камилом Камилиусом. Мне позвонили довольно пожилые люди, сказали, что они посещают мои концерты, хотели бы ее подарить. Но мы договорились о продаже. Я не хотел брать скрипку в подарок, потому что они сами до конца не знали ей цену. Последние лет 15 я играю на ней.

 

— Что Вы думаете о нашем оркестре?

 

— Оркестр очень мне понравился. Я играл с ним второй раз. По-моему, руководитель ваш хорошо с ним работает, потому что солисты на очень высоком уровне играют, есть культура звучания и ансамблевая культура. Ваш руководитель тоже ведь учился в Санкт-Петербурге, поэтому мне вдвойне приятно. И, между прочим, Александр Разумов, который сегодня дирижировал, тоже учился в Санкт-Петербурге, хоть в программке и написано «Минск». Я очень рад, что у нас славная дирижерская школа — Юрий Темирканов, Валерий Гергиев, Юрий Симонов, Александр Лазарев, Василий Синайский, я уж не говорю о Евгении Мравинском, — все ведущие дирижеры, востребованные во всем мире.

 

— Спасибо огромное, Михаил Ханонович, что уделили время. Ждем Вас еще!

 

 

Фото Дмитрия Айчувакова.

18.04.2014 11:32:42

Автор: Лейла Аралбаева (aralbaeva)

Дата опубликования: 19.04.2014